Зловещий сталинский Указ от 28 августа 1941 года в один миг превратил российских немцев в пособников врага, предателей и шпионов. Официально этот Указ касался только немцев Поволжья, откуда за 24 часа с ручной кладью и под строгим надзором солдат внутренних войск было вывезено около 400 тысяч человек. Однако, вслед за поволжскими немцами также были выселенны из своих обжитых за полтора столетия мест все российские немцы, проживающие в европейской части СССР.

В одночасье люди лишились всего: своей республики, всех политических и гражданских прав, движимого и недвижимого имущества, а также всех предметов составляющих материальную часть культурного наследия.

Кроме морального удара, это было еще и неслыханное ограбление целого народа в пользу государства.

После Указа от 28 августа 1941 года выходит еще ряд указов:

от 6 сентября 1941 года – Постановление ГКО «О переселении немцев из Москвы, Московской области и Ростовской области;

Постановление ГКО «О выселении немцев из пригородов Ленинграда.

От 21 сентября 1941 года – «О переселении немцев из Краснодарского, Ордженикидзевского краев, Тульской области, Кабардино-Балкарской и Северо-Осетинской АССР.

От 22 сентября 1941 года – «О переселении немцев из Запорожской, Сталинской и Ворошилоградской областей.

От 8 октября 1941 года «О переселении немцев из Воронежской области, а также Грузинской, Азербайджанской и Армянской ССР.

От 22 октября 1941 года – «О переселении немцев из Дагестанской и Чечено-Ингушской АССР.

В изощренном мозгу большевистских руководителей уже имелся четкий план полного уничтожения российских немцев как народа: путем ликвидации духовной основы народа, вообще всего немецкого, через специальные лагеря НКВД и другие формы массового насилия.

Депортация явилась лишь одним из первых шагов к  затянувшимся на долгие годы репрессиям против немцев в СССР.

Среди первых актов – Указ Сталина № 35105 от 8 сентября 1941 года. Один из его пунктов гласил: «Изьять из частей, академий, военноучебных заведений и учреждений Красной Армии как на фронте, так и в тылу военнослужащих рядового и начальствующего состава немецкой национальности и послать их в строительные части».

Следом появился приказ НКВД СССР от 26 сентября 1941 года, по которому все строительные батальоны реорганизовались в рабочии колонны. С этого момента по существу начинается история трудармейских лагерей ГУЛАГа НКВД СССР.

10 января 1942 года издается Постановление ГКО № 1123 «О порядке использования немцев-переселенцев призывного возраста от 17 до 50 лет». К мобилизации следовало приступить немедленно и закончить 30 января 1942 года (неявка, уклонение карались применением высшей меры наказания). По этому постановлению было мобилизованно через военкоматы  120 тысяч мужчин и подростков, все они без суда и следствия оказались в лагерях НКВД, где их содержали хуже, чем заключённых.

Сталин и его окружение нашли эффективную форму массового уничтожения российских немцев – измором. Они спешат пропустить через «трударармейскиe» лагеря НКВД всё взрослое население включая подростков.

Ценой многих тысяч жизней немцы построили железные дороги Ульяновск-Казань, Котлас-Воркута, 700 километровый нефтепровод Макат-Орск, Челябинский металургический комбинат, Богословский алюминевый, Соликамский титановый, Орский нефтеперерабатывающий заводы, трудились в угольных шахтах Кузбасса, Караганды, Воркуты, Тулы, Карпинска, Копейска, добывали нефть в Башкирии, Татарии, строили шахты, рудники, заготавливали древисину в Уральской и Сибирской тайге. Они были одними из первых, кого бросили на добычу урановых руд. Это был труд для страны необходимый, но одновременно труд, испоганенный унизительным заключением в своих, советских, концлагерях.

По «трудармейским» лагерям НКВД СССР можно изучать географию страны: Воркуталаг, Челяблаг, Усольлаг, Печёрлаг, Вятлаг, Карлаг, Ивдельлаг, Антарклаг, строительство №313 (Свердловская область), Строительство №247 (Челябинская область), Северное управление железных дорог (Красноярский Край). А ставили этот контингент на самые тяжелые работы: лесоповал, землянные работы, шахты и рудники – это был их удел и их судьба, ветер, дождь, мороз, снег, пурга, таежный гнус, были их повседневными спутниками, отнимавшими последнии силы. Это были уже как бы и не люди, а обезличенный «спецконтингент», с которым не принято было считаться.

7 октября 1942 года выходит новое Постановление ГКО №2383 «О дополнительной мобилизации немцев для нужд народного хозяйства СССР.

Пункт первый этого Указа гласил: «Дополнительно мобилизовать в рабочие колонны на всё время войны всех немцев-мужчин в возрасте от 15 до 55 лет включительно.

Пункт второй: «Одновременно провести мобилизацию в рабочии колонны на все время войны также женщин-немок в возрасте от 16 до 45 лет включительно. Освободить от мобилизации женщин-немок беременных, и имеющих детей до 3-летнего возраста. Дети старше 3-х летнего возраста передаются на воспитание остальным членам данной семьи. При отсутствии других членов семьи, кроме мобилизованных, дети передаются на воспитание ближайшим родственникам или колхозам. К мобилизации приступить немедленно и закончить в месячный срок. Председатель ГКО Сталин».

О том, что означал и какие последствия нёс этот Указ для немецких женщин, писатель Герхард Вольтер рассказал в своей книге «Зона полного покоя»:

«Мобилизация в «трудармию» (в лагеря ГУЛАГа НКВД СССР) женщин ставило своей целью разрушение немецких семей. Разоренные экономически, не имеющие своего крова на местах их ссылки, оставшиеся без средств к существованию старики и дети преднамеренно обрекались на физическую гибель.

Трагедия расставания и бесконечные слезы матерей в далекой «трудармии» более чем объяснимы, если принять во внимание, в каком ужасном положении оставалить дети и престарелые родители в местах ссылки, после того, как у них отняли отцов и матерей, сыновей и дочерей.

Огромной силы удар обрушился прежде всего на немецкую женщину. В один день остаться бездомными, нищими. Даже всепожирающий пожар оставляет пепелище на родном насиженном месте, где, говорят, даже камень обрастает мхом. А если тебя изгнали из родного дома, с родной земли, вывезли за тысячи километров в ссылку и тут же, не дав обустроиться на новых местах поселения, заставили бросить детей на произвол судьбы, и отправили вслед за мужчинами в «трудармейские» лагеря? – Это была сверхжестокость!

Вопрос о малых детях решался с матерями по-варварски просто: «Девай куда хочешь».

Детей оставляли престарелым родителям, если они конечно были. Некоторых забирали к себе сердобольные русские и казахские женщины. Детей, оставшихся совсем без присмотра, отправляли в детские дома. Немало малолетних беспризорников вместо школы пошло по миру просить милостыню, чтобы спасти свою жизнь, а нередко и своих меньших братьев и сестер.

Минуты расставания с детьми невозможно передать. Сердце разрывалось при виде детских ручонок вцепившихся в матерей. Последние прощания и поцелуи на околице аула, истерический плач и причитания, долгие прощальные взмахи рук….  Расставались навсегда, ведь уходили женщины в полную неизвестность. Куда, и насколько забирают, никто не знал.

На станции, с приближением минуты отправки эшелона, чувства достигали верхнего придела и, когда паровоз дал гудок к отправлению, весь эшелон взвыл истерическим приступом женских рыданий. Картина была столь ужасной, что машинист не смог заставить себя тронуть с места состав. Все на перроне и подводах доставивших женщин до станции оцепенели.

Раздался еще один длинный сигнал паровоза, но и он утонул во всеобщем женском крике.

Эшелон стоял…

Тяжела была доля женская в годы войны, доля общая, всесоюзная, но судьба немецких женщин была еще тяжелей и горше. Столько же, если не больше, они потеряли своих отцов, мужей, братьев и сыновей, с той лишь разницей, что у одних они погбли в бою, на фронте, как герои, а у немок умерли голодной смертью, опозоренные ни за что. Столько же военных, а потом послевоенных лет, трудились они от темна до темна, но с той лишь разницей, что одни все же работали дома, при детях, другие, лишенные дома вообще, угонялись на каторгу, в тайгу, на родники и шахты.  Одни вылили море слез по погибшим мужьям и сыновьям на фронте, другие вылили два моря, потому, что кроме своих мужчин, они оплакивали еще и осиротевших, оставшихся в далекой ссылке, пошедших по миру и умирающих с голоду детей».

Фридрих Руппель, который провел в лагерях ГУЛАГа 10 лет, один из борцов Движения 70-х годов за свободный выезд немцев из СССР, в своем заявлении о выходе из гражданства СССР, на имя Л. И. Брежнева,  в марте 1971 года так объяснял этот  свой шаг:

 «Особенно жестоким был удар, нанесенный по нашим людям в 1942 году, когда все трудоспособные и наполовину трудоспособные (подростки 14 –15 лет, матери малолетних детей, причем дети часто передавались  чужим людям), были мобилизованы в основном на стройки, которые были поручены органам НКВД. Я далек от осуждения мобилизации наших людей для нужд обороны. При этом, понятно случаются и большие трудности и жертвы. Но наши люди содержались не как мобилизованные на труд во имя обороны страны, а как народ преступник. Вся организация жизни и труда наших людей в точности копировала организацию жизни и труда в лагерях заключенных, включая охрану лагерей и вывод на работу под конвоем. Царил полнейший произвол разного рода начальников. Часты были рукоприкладство к истощённым от недоедания людям.

Люди гибли массами от голода и северных морозов. Наши матери, сестры и жены также были – слово мобилизованы тут не подходит – согнаны в лагеря, содержались в условиях, позорящих женское достоинство, гибли массами от голода и изнурительного труда. Подвергались оскорблениям и унижениям всякого рода начальников. Было ли это нужно в интересах обороны страны?

Ни в коем случае!

Совершенно очевидно, что – я убежден – треть того количества людей, которые были согнаны в лагеря, питаясь тем же количеством дефицитных в то время продуктов, выполнили бы не меньший объем работ и дали бы то же самое для обороны страны, как и вся эта масса истощенных и практически не трудоспособных людей. В то же время в Сибири и Казахстане ушел под снег столь нужный стране урожай.

Создается впечатление, что люди, запланировавшие и осуществляющие все эти мероприятия, руководствовались не соображениями здравого смысла, не нуждами обороны страны. Кажется все это сделано с целью уничтожения людей из чувств национальной ненависти, ничего общего не имеющих с нуждами обороны страны.

Кончилась война. Все свободно вздохнули. Казалось бы, все это должно отойти в прошлое. Но ничего такого не случилось. Была сохранена спецкомендатура. Коменданты были наделены правами, очень смахивавшими на права помещиков при крепостном праве. За выезд с мест поселения полагалось ни больше, ни меньше, двадцать пять лет каторги. Не скажу, что все коменданты были изуверами, не хочу клеветать на русский народ, встречались золотые люди среди них, понимающие весь ужас нашего положения. Но многие из них в полной мере злоупотребляли данными им правами распоряжаться судьбами людей. Сколько я ни думаю, я не могу придумать созданию комендатуры никакой целесообразности, кроме оскорбления чувств людей моей национальности.

Мне могут делать упреки, что я со всеми своими чувствами в прошлом, что я замкнулся в своих обидах и ничего другого не хочу видеть, что теперь, мол, все исправлено. Может быть, некоторая доля истины тут есть, но прошли годы, а немцам до сих пор отказывают в восстановлении их республики. Все изложенные мною размышления привели меня и мою семью к решению об отказе от гражданства и выезде из СССР».

Политические перемены в стране в конце 80-х начала 90-х, а так же в современной России, мало изменили положение российских немцев, и тот путь, который наметили и проложили активисты национального движения 70-х, а затем 90-х, стал решающим в судьбе российских немцев.

Андрей Триллер